Андрей Мовчан

Аргументы апологетов идеи повышения пенсионного возраста в России строятся на понятных и абсолютно верных доводах. Во-первых, количество пенсионеров растет быстрее, чем население, то есть доля пенсионеров и отношение их количества к количеству работающих увеличивается. Во-вторых, доля пенсионеров растет не только и не столько за счет того, что падает рождаемость (это на самом деле не совсем так, рождаемость меняется волнами), а в основном за счет того, что люди стали дольше жить и (что тоже важно) позже начинать работать.

Есть и еще один аргумент, и тоже верный — доля труда в ВВП постепенно сокращается и будет сокращаться дальше, то есть работающие чем дальше, тем меньше зарабатывают на один доллар ВВП. Соответственно, говорят сторонники повышения пенсионного возраста, работающие уже сейчас не могут кормить пенсионеров, а дальше будет только хуже. Надо сократить количество пенсионеров и заодно увеличить количество работающих — повысить пенсионный возраст.

Логично? Конечно, нет. Во-первых, кто сказал, что повышение пенсионного возраста приведет к тому, что несостоявшиеся пенсионеры будут работать? При стабильно позитивной безработице и существенно больших цифрах незанятого, но потенциально способного работать населения трудоустройство — всегда вопрос. А с учетом того, что люди старше 55−60 лет в большинстве профессий явно уступают более молодым кандидатам по своим качествам (физическая работа им тяжела, новые технологии тоже, переучиваться сложнее), не стоит надеяться на то, что значимая часть лишенных пенсии зрелых людей сможет найти продуктивную работу и заработок.

Забота об этих людях ляжет в большой степени на плечи государства — как через пособие, так и через создание множества искусственных рабочих мест в государственных структурах для абсорбции — нет, не горе-пенсионеров, а тех молодых людей, которые бы их заменили, если бы первые вышли на пенсию. Это при средней пенсии в три раза ниже средней зарплаты, заметьте, утроение расходов государства. Дополнительно государство, конечно, потратится на переподготовку пожилых людей (курсы, программы) — это еще деньги. Ну, а остальных возьмут на себя работающие родственники — это эквивалент повышения пенсионных взносов, но только в неявной форме.

Во-вторых, даже если бы идея повышения пенсионного возраста приводила к реальному снижению выплат и росту взносов, остается вопрос — до какого предела мы будем его повышать? Допустим, мы зафиксируем отметку 1,5 к 1 (отношение трудовых ресурсов к количеству пенсионеров), которое возникает после нынешнего повышения пенсионного возраста. К 2030 году нам придется «сократить» количество пенсионеров еще на треть, чтобы выдержать это соотношение, что будет означать подъем пенсионного возраста примерно до 68 лет у женщин и до 70 лет у мужчин.

А если учесть, что доля труда в ВВП упадет еще на 15−20% (с сегодняшних 55% в России до 45−48%), то пенсионный возраст придется отправить за отметку 70 лет. То есть на пенсию в 2030 году пойдут родившиеся перед 1960 годом — это крупнейшая возрастная группа в половозрастной пирамиде. Пенсия даже у них будет небольшой.

Вам сказать, что будет в 2040 году? К 71 году подберутся те, кому сейчас 45−47 лет. Эта группа чуть меньше, чем группа нынешних 55−60-летних, но к тому времени пенсионного возраста уже достигнут те, кому сегодня 50−65 лет — самая большая возрастная группа в нашей пирамиде (в сумме с вновь выходящими на пенсию это около 40% нынешнего населения — более 55 млн человек). А работать на них будут те, кто сегодня в основном входит в группы от 10 до 40 лет — их меньше 40% населения. Это далеко от соотношения 1,5 к 1, не так ли? А ведь работать будут не 100% трудовых ресурсов. И льготный выход на пенсию для 25% трудовых ресурсов никто не отменял. И взносы платят не более 70% работающих. И доля труда в ВВП еще упадет. Поднимаем пенсионный возраст в 2040 году до 80 лет?

Давайте поймем, за что мы боремся. Соотношение платящих пенсионные взносы к получающим пенсию 1,5:1 при ставке пенсионного взноса примерно 20% (22% до базы и 10% свыше базы), с учетом того, что Пенсионный фонд тратит примерно 20% взносов на обеспечение своей жизнедеятельности, дает максимально возможный уровень средней пенсии в размере 24% средней зарплаты. Сегодня он в реальности ближе к 30% - за счет дотирования пенсионного фонда.

При этом дотации ПФР составляют почти 50% выплат. Это значит, что взносы работающих покрывают пенсии в размере едва 15% зарплаты, потому что платят взносы далеко не все, а кто платит — платят не полностью, плюс существуют льготные пенсии, особо крупные пенсии и непрозрачные расходы ПФР. То есть для выплат пенсий на нынешнем уровне без дотирования ПФР необходимо соотношение работающих к пенсионерам 3:1 — и это при сохранении нынешней доли труда в ВВП. До какого уровня надо будет поднять пенсионный возраст к 2040 году, чтобы его достичь? До 85−87 лет?

Очевидно, что путь повышения пенсионного возраста — это путь консервации проблемы сейчас и подготовки катастрофы в двадцатилетней перспективе, причем за счет самых слабых — людей зрелого возраста, у которых шансы трудоустроиться наименьшие, а расходы (с учетом медицинских) начинают расти. Мы не решаем даже сиюминутную задачу — пенсии остаются низкими, мотивация платить пенсионные взносы становится нулевой, затраты государства не снижаются, скорее наоборот.

Апологеты повышения пенсионного возраста находятся в плену провальной в современном мире парадигмы — идеи, что работающие граждане должны обеспечивать пенсией пенсионеров. GIGO (garbage in — garbage out) — из плохой идеи рождаются неправильные решения. В мире давно разработана и активно внедряется другая модель: в ней государство обеспечивает пенсией только социально незащищенных граждан (пожилых наравне с инвалидами, сиротами и так далее), пенсии эти малы, практически одинаковы для всех, а источником является в целом бюджет страны (региона) — без выделения отдельных источников дохода.

А средства «на старость» копят сами граждане на специальных пенсионных счетах. Причем граждане имеют право достаточно широко распоряжаться этими средствами (в смысле направлений инвестирования), но только не могут потратить почти ни на что до достижения пенсионного возраста.

Объяснить, как это работает, можно на простом арифметическом примере. Предположим, некто получает стабильную зарплату (то есть растущую ровно на величину инфляции) и откладывает на пенсию 22% своей зарплаты (то есть столько, сколько сейчас вносит в ПФР) в течение 25 лет (скажем, с 35 до 60 лет), вкладывает их каждый год под ставку «инфляция + 2%», а затем прекращает получать зарплату и начинает брать из накопленных средств 30% от своей прошлой зарплаты (тоже с учетом инфляции) — остаток продолжает инвестироваться под «инфляцию + 2%».

Сколько лет он сможет получать такую пенсию? Ответ: 35 лет, до 95 лет. Если он проработает так 30 лет (с 35 до 65 лет), то еще 30 лет (до 95 лет) он будет получать 40% от своей зарплаты. Если он хочет получать 50% от своей зарплаты, придется вкладывать каждый год 27% от зарплаты или работать 33 года, а получать пенсию 27 лет.

То есть даже если не считать самостоятельных накоплений, средний гражданин России при такой системе мог бы получать намного большую пенсию (в соотношении с зарплатой), чем сейчас, с индексацией на инфляцию и выходя на пенсию в 60 лет или даже раньше. При этом ситуация никак не зависела бы от «демографических ям», «сокращения трудовых ресурсов», «доли работающих» и прочих причин для горького плача нынешних специалистов по поиску денег на пенсии.

Поборники нынешнего метода отрезания хвоста по частям, конечно, скажут на это: вы не говорите ничего нового, но как перейти к вашему накопительному методу? Увы, тут есть один правильный ответ и один верный. Правильный ответ звучит так: надо было начинать 20 лет назад, тогда сегодня не было бы такого вопроса. Ну, а верный ответ еще короче — постепенно.

Можно было бы предложить осуществить переход с 2019 года для всех лиц 1983 года рождения и моложе: они перестали бы платить взносы в общий дырявый котел и начали бы копить на индивидуальных счетах пенсию самим себе. С точки зрения вклада в ПФР сегодня от этих молодых людей проку не слишком много — зарплаты у них невысокие, многие учатся, а не работают. С этого момента начался бы 25-летний марафон перехода.

Правда, остается вопрос, как платить пенсии тем, кто родился до 1983 года? Ответ непопулярный, но эффективный: добавлять за государственный счет. Сколько надо будет добавлять, зависит, конечно, от принятого для этой группы людей пенсионного возраста, но давайте будем считать, что пенсионный возраст мы не повышаем, 55 и 60 лет остаются на месте. Тогда в первый же год придется добавить к взносам и существующим субсидиям около 0,4 трлн рублей, и каждый год эта сумма будет расти примерно на 90 млрд рублей. За 25 лет набежит гигантская сумма — 39 трлн рублей. Но в годовом выражении это всего 1,5 трлн рублей, меньше 5% консолидированного бюджета РФ.

Много? Много, но такова плата за промедление в 27 лет с 1991 года. Решать проблему надо было тогда, сегодня осталась альтернатива: либо действовать так, сохранив социальные гарантии на 25 лет и перейдя затем к самообеспечивающейся системе, либо — медленно двигаться к полному банкротству системы пенсионного обеспечения, все равно отъедая у работающих 22% зарплаты, притом что сами эти работающие пенсию в будущем не получат.

Где брать эти 1,5 трлн рублей в год (напомню, что сейчас это не 1,5 трлн, а меньше 0,5 трлн; сумма будет расти медленно и достигнет 1,5 трлн через 13 лет)? Самый простой ответ — экономить, урезать понемногу спорные статьи бюджета (типа расходов на оборону), увеличивать эффективность государственных расходов и прежде всего расходов ПФР (в организации со 110 тысячами сотрудников вполне можно найти все требуемые на первый год 400 млрд рублей).

И конечно, занимать на внутреннем рынке. Сегодня внутренний долг РФ составляет около 7 трлн рублей, 8,5% ВВП. Если из 39 трлн рублей придется занять половину и занимать все это время на проценты, итоговый внутренний долг на момент полного перехода к самообеспечивающейся системе составит в сегодняшних рублях около 34 трлн рублей (с учетом нынешнего долга). Даже если ВВП не будет расти быстрее инфляции, это будет меньше 40% ВВП — вполне допустимая величина.

Учитывая, что с 26-го года реформы бюджет больше не должен будет добавлять деньги в ПФР (кроме социальных пенсий, но их размер сегодня не дотягивает до 600 млрд рублей в год, величина подъемная даже для нашего государства, тем более что доля капитала в ВВП растет, с него и надо брать эти средства), возврат уровня долга к сегодняшним значениям при сохранении параметров бюджета займет еще 20−25 лет — если государство, конечно, решит его сокращать.

Не стоит бояться инфляционного эффекта от роста внутреннего долга и выплат занятых средств пенсионерам. 1,5 трлн рублей в год — это небольшая сумма по сравнению с 60 трлн рублей М2 (М2 в России и так растет существенно быстрее), выплаты эти будут уравновешены стерилизующимися средствами, которые граждане, родившиеся после 1983 года, будут инвестировать со своих пенсионных счетов. Эти средства пойдут на долгосрочные займы, уйдут на внешние рынки, окажутся в недвижимости — из потребительского сектора (где они бы были, если бы пошли на пенсии) они перейдут в инвестиционный.

Остается вопрос: во что граждане России, родившиеся после 1983 года, будут инвестировать свои индивидуальные пенсионные накопления? Над ответом надо как следует поработать, чтобы обеспечить гражданам возможность добиться доходности как минимум «инфляция + 2%» и при этом не брать на себя сколько-нибудь значительных рисков.

Общие контуры ответа легко обозначить. Во-первых, должно быть разрешено инвестирование только через институты, имеющие международные рейтинги инвестиционного уровня. Во-вторых, инвестирование должно быть глобальным. В-третьих, должны быть обеспечены жесткие параметры диверсификации, контроля волатильности и прочее.

Опыт создания таких инвестиционных деклараций в мире накоплен значительный. Инвестиционные системы, им следующие, работают хорошо и уже достаточно долго. Опыт этот можно и нужно перенимать, но что еще важнее — необходимо обеспечить российским гражданам широкий набор конкурирующих возможностей за счет включения большого числа профессиональных международных финансовых институтов. И конечно, надо категорически исключить из рассмотрения любые схемы, ведущие к использованию пенсионных накоплений российским государством, равно как и инвестирование этих средств в рискованные активы, типа венчуров или экзотических финансовых инструментов.

В заключение еще два нюанса. Первый: предложенные идеи — лишь набросок. Конечно, реальная реформа должна прорабатываться глубоко и просчитываться точно. От такой проработки могут немного измениться цифры, уточниться параметры, даты и сроки, но идея не изменится.

Второй: у меня лично нет никакой надежды на то, что подобная идея имеет шанс на реализацию в сегодняшней России. И власть, и общество заражены дистрибутивным взглядом на экономику, ценность качества человеческой жизни в глазах власти так мала, горизонт планирования так узок, что идея войти в 25-летний процесс реформы, занимать средства на ее осуществление, да еще экономить на том, что является идеальной кормушкой для высших чиновников, и все ради того, чтобы какие-то старики через 20 лет получали пенсию, при этом не в виде государственной подачки, а с собственного счета, — будет воспринята как опасная ересь.

Так что реформа, видимо, подождет до времен полного краха пенсионной системы. Тогда все равно придется начинать делать то же самое — только это будет гораздо труднее.