Мнение
Когда у оппозиции появится «окно возможностей»?
#общество
Итоги президентских выборов оказали удручающее воздействие на российскую внесистемную оппозицию, на тех, кто ставит своей задачей демонтаж путинского режима и смену действующего президента демократическим путем. Вопреки ожиданиям, за Путина проголосовали и крупные города, и тот самый некогда разгневанный средний класс, «прогрессивные слои», выбравшие консервативную консолидацию вместо либерального развития. Итоги выборов воспринимаются и как приговор всем намерениям и планам развивать реальную оппозиционную активность, будь то на местном, региональном или тем более федеральном уровне. Но так ли безвыходна нынешняя ситуация?
На самом деле чем старше режим, тем выше его моральный износ, а значит, более выражены уязвимости, которым власть в той или иной степени подвергается, каким бы прочным ни казался «каркас». И эти уязвимости оставляют достаточно широкое окно возможностей для политической активности.
Прежде всего важно отметить, что все разговоры о легитимности вообще утрачивают всякий смысл. Легитимность, оценивающая уровень доверия населения к режиму и его политическому лидеру, становится точно такой же безотносительной константой, как и высокий рейтинг президента (он определяет уже не столько уровень доверия на фоне остальных, сколько уровень безальтернативности в ситуации отсутствия конкурентов). По мере того как политический выбор сужается, а политический процесс становится все более и более управляемым, легитимность приобретает совершенно иное значение — она становится измерителем способности системы не допускать конфликтных точек и политической альтернативности. С точки зрения Кремля, например, нынешние выборы, как и обновленный режим, абсолютно легитимны, так как во время и после кампании удалось полностью избежать конфликтных ситуаций: не появилось ни одного игрока или социальной силы, которая смогла бы не просто поставить под сомнение ход кампании и ее итоги, но и вообще заявить о своем существовании. Иными словами, легитимность становится вопросом измерения степени политической безопасности режима, что определяется в категориях удержания контроля.
Прежде всего важно отметить, что все разговоры о легитимности вообще утрачивают всякий смысл. Легитимность, оценивающая уровень доверия населения к режиму и его политическому лидеру, становится точно такой же безотносительной константой, как и высокий рейтинг президента (он определяет уже не столько уровень доверия на фоне остальных, сколько уровень безальтернативности в ситуации отсутствия конкурентов). По мере того как политический выбор сужается, а политический процесс становится все более и более управляемым, легитимность приобретает совершенно иное значение — она становится измерителем способности системы не допускать конфликтных точек и политической альтернативности. С точки зрения Кремля, например, нынешние выборы, как и обновленный режим, абсолютно легитимны, так как во время и после кампании удалось полностью избежать конфликтных ситуаций: не появилось ни одного игрока или социальной силы, которая смогла бы не просто поставить под сомнение ход кампании и ее итоги, но и вообще заявить о своем существовании. Иными словами, легитимность становится вопросом измерения степени политической безопасности режима, что определяется в категориях удержания контроля.
Я контролирую, значит, мне доверяют, и чем больше я контролирую, тем больше мне будут доверять, — в этом суть искомой легитимности путинской власти.
Контроль как единственное политическое предложение, адресованное населению, оказывается и доказательством дееспособности власти (самой себе), и способом ее выживания. Из этого следует, что настоящая легитимность просто не может быть измерена или понята при сохранении политико-административной зарегулированности.
Но проблема не только в этом: население страны оказалось своего рода заложником геополитической войны, в логике которой действует Владимир Путин. И общество не просто убеждено (рациональный выбор), но и напугано (эмоциональная составляющая) туманной, но очень четко ощущаемой угрозой катастрофической дестабилизации в случае, если что-то нехорошее произойдет с «национальным лидером». Нынешнее голосование «за Путина» — это не только акт сознательной политической поддержки безальтернативного лидера, это также и мощное консолидированное сопротивление самой угрозе дестабилизации, то есть согласие на тот самый контроль.
В этом смысле и реальные возможности внесистемной оппозиции формируются за пределами традиционных для демократий механизмов, будь то выборы, дебаты, митинги или иные формы политического участия. Так, например, попытка создания внесистемной политической партии, а точнее, ее регистрация приобретает смысл, никак не связанный с электоральными шансами этой потенциальной партии. Смысл этого процесса в том, что власти приходится давать юридический, технологический и неизбежно политический ответ на вопрос, почему эту партию нельзя регистрировать. Это локальное, казалось бы, легко преодолимое для власти раздражение, вызванное активностью внесистемной оппозицией, провоцирует, в силу своей перманентности, юридические ошибки, слабую убедительность и ощущение избыточности реакции, а значит, наличия страха.
Тут важно понимать и другое: сколько бы раз Кремль ни блокировал появление новой внесистемной партии, она уже существует как политическое явление де-факто. Пусть у нее нет регистрации и доступа к выборам, но в ее распоряжении уже есть активно развивающиеся медийные инструменты (преимущественно интернет-СМИ), неформальная организация со своей структурой и распределением функций, программой и видением будущего — тем самым, которое нынешняя власть на выборах не захотела, да и не смогла сформулировать.
Эта неформальная, вне юридических рамок политическая активность может быть пресечена исключительно репрессивными механизмами (запретить, посадить, блокировать и т. д.), на массовое развитие которых власть пока не решилась. Но даже при худшем варианте — расширении силового инструментария в отношении внесистемной оппозиции — репрессивное подавление своих критиков в итоге будет проявлением слабости, а не институционально-политической прочности. Именно поэтому тот же Навальный до сих пор остается на свободе — режим не решается идти на радикальные шаги, понимая, что это повлечет за собой героизацию «противника». Избегая героизации, Кремль сделал ставку на маргинализацию либералов и их искусственную недооценку.
Тем временем в отношении самого себя режим, напротив, старательно формирует завышенные ожидания. Надо сказать, что результатом 76 на 67 власть сама себя загоняет в ловушку, устанавливая крайне высокую электоральную планку для уровня поддержки провластных игроков на всех последующих выборах. Именно тут и рождается еще одна уязвимость: массовая консолидация вокруг партии «войны» из-за страха перед войной не имеет ничего общего с предстоящими в этом и последующих годах голосованиями за губернаторов, депутатов на региональных и местных выборах. Это также не имеет никакого отношения к уровню одобрения качества работы федеральных и региональных органов власти, представителей которых нынешний режим, можно ожидать, начнет сажать с удвоенной энергией.
Очень скоро мы станем свидетелями феномена обособления пропутинского «выбора» на президентских выборах от социально-политических запросов и предпочтений населения на любых других выборах в стране. Итоги путинской кампании подтвердили его мандат на продолжение проводимой геополитической линии. Мобилизовав население на прошедших выборах, Кремль заключил с обществом лишь рамочный общественный договор, в котором речь идет о геополитической мобилизации и гарантиях мира. Но там нет ни будущего, ни развития, ни новых обязательств, затрагивающих структурное решение социальных и финансово-экономических дисбалансов в стране. Геополитическая мобилизация исключила из диалога вопросы внутреннего развития и социальной справедливости, а сам фаворит кампании полностью выключился из обсуждения внутренней социально острой повестки. И именно тут для внесистемной оппозиции и открывается то самое окно возможностей для диалога с обществом, для формулирования тех социально-экономических предложений, на обсуждение которых в одностороннем порядке власть ввела мораторий.
Нынешние выборы закрепляют тенденцию, при которой сам режим будет постепенно наращивать свои собственные уязвимости. Во-первых, это практически полный выход Путина из социально актуальной повестки.
Но проблема не только в этом: население страны оказалось своего рода заложником геополитической войны, в логике которой действует Владимир Путин. И общество не просто убеждено (рациональный выбор), но и напугано (эмоциональная составляющая) туманной, но очень четко ощущаемой угрозой катастрофической дестабилизации в случае, если что-то нехорошее произойдет с «национальным лидером». Нынешнее голосование «за Путина» — это не только акт сознательной политической поддержки безальтернативного лидера, это также и мощное консолидированное сопротивление самой угрозе дестабилизации, то есть согласие на тот самый контроль.
В этом смысле и реальные возможности внесистемной оппозиции формируются за пределами традиционных для демократий механизмов, будь то выборы, дебаты, митинги или иные формы политического участия. Так, например, попытка создания внесистемной политической партии, а точнее, ее регистрация приобретает смысл, никак не связанный с электоральными шансами этой потенциальной партии. Смысл этого процесса в том, что власти приходится давать юридический, технологический и неизбежно политический ответ на вопрос, почему эту партию нельзя регистрировать. Это локальное, казалось бы, легко преодолимое для власти раздражение, вызванное активностью внесистемной оппозицией, провоцирует, в силу своей перманентности, юридические ошибки, слабую убедительность и ощущение избыточности реакции, а значит, наличия страха.
Тут важно понимать и другое: сколько бы раз Кремль ни блокировал появление новой внесистемной партии, она уже существует как политическое явление де-факто. Пусть у нее нет регистрации и доступа к выборам, но в ее распоряжении уже есть активно развивающиеся медийные инструменты (преимущественно интернет-СМИ), неформальная организация со своей структурой и распределением функций, программой и видением будущего — тем самым, которое нынешняя власть на выборах не захотела, да и не смогла сформулировать.
Эта неформальная, вне юридических рамок политическая активность может быть пресечена исключительно репрессивными механизмами (запретить, посадить, блокировать и т. д.), на массовое развитие которых власть пока не решилась. Но даже при худшем варианте — расширении силового инструментария в отношении внесистемной оппозиции — репрессивное подавление своих критиков в итоге будет проявлением слабости, а не институционально-политической прочности. Именно поэтому тот же Навальный до сих пор остается на свободе — режим не решается идти на радикальные шаги, понимая, что это повлечет за собой героизацию «противника». Избегая героизации, Кремль сделал ставку на маргинализацию либералов и их искусственную недооценку.
Тем временем в отношении самого себя режим, напротив, старательно формирует завышенные ожидания. Надо сказать, что результатом 76 на 67 власть сама себя загоняет в ловушку, устанавливая крайне высокую электоральную планку для уровня поддержки провластных игроков на всех последующих выборах. Именно тут и рождается еще одна уязвимость: массовая консолидация вокруг партии «войны» из-за страха перед войной не имеет ничего общего с предстоящими в этом и последующих годах голосованиями за губернаторов, депутатов на региональных и местных выборах. Это также не имеет никакого отношения к уровню одобрения качества работы федеральных и региональных органов власти, представителей которых нынешний режим, можно ожидать, начнет сажать с удвоенной энергией.
Очень скоро мы станем свидетелями феномена обособления пропутинского «выбора» на президентских выборах от социально-политических запросов и предпочтений населения на любых других выборах в стране. Итоги путинской кампании подтвердили его мандат на продолжение проводимой геополитической линии. Мобилизовав население на прошедших выборах, Кремль заключил с обществом лишь рамочный общественный договор, в котором речь идет о геополитической мобилизации и гарантиях мира. Но там нет ни будущего, ни развития, ни новых обязательств, затрагивающих структурное решение социальных и финансово-экономических дисбалансов в стране. Геополитическая мобилизация исключила из диалога вопросы внутреннего развития и социальной справедливости, а сам фаворит кампании полностью выключился из обсуждения внутренней социально острой повестки. И именно тут для внесистемной оппозиции и открывается то самое окно возможностей для диалога с обществом, для формулирования тех социально-экономических предложений, на обсуждение которых в одностороннем порядке власть ввела мораторий.
Нынешние выборы закрепляют тенденцию, при которой сам режим будет постепенно наращивать свои собственные уязвимости. Во-первых, это практически полный выход Путина из социально актуальной повестки.
Тема уровня жизни населения, борьба с бедностью носили исключительно выборный, а значит, временный и декларативный характер, а предлагаемые решения не подразумевали ни проработанных рабочих схем, ни достаточных ресурсов для системного подхода к социальным вызовам.
В этом смысле вопрос уровня жизни — пустая поляна, добровольно заброшенная как властью, так и системными игроками, лишенными собственного политического функционала и фактически встроенными в «вертикаль».
Во-вторых, нынешний режим, особенно при новых «администраторах» и новой кадровой политике (ставка на молодых технократов), очень быстро деидеологизируется, утрачивая возможности для идеологической мобилизации. Духовные скрепы и традиционные ценности постепенно остаются в прошлой эпохе как наследие ревизионистского курса Путина первых годов его третьего срока. Нынешний режим, с тем самым суперобновленным мандатом, критично циничен, высокомерен в отношении «человека» как носителя прав и свобод, груб как в отношениях с меньшинствами, так и к запросам снизу. Реакция власти на сексуальный скандал с участием Леонида Слуцкого — яркий тому пример. Укрепление власти при девальвации ценностей — опасный процесс саморазрушения любой авторитарной власти.
Наконец, в-третьих, чем более жестким становится режим, тем более хрупким и уязвимым он окажется в конкурентных условиях. Автоматизация и обезличивание репрессивной машины (а это будет трендом четвертого срока) приведут к утрате навыков политического управления, использования политических механизмов выстраивания общественного консенсуса.
Это сегодня Владимиру Путину пришлось мобилизовать всю машину на то, чтобы убедить население в опасности войны и враждебности внешнего по отношению к России окружения, в способности президента вне всякой конкуренции гарантировать минимальные социальные права и стабильность. Но чем чаще и грубее власть будет подавлять своих даже отдаленно потенциальных противников, тем меньше будет потребность убеждать в чем-то общество. Режим неизбежно будет замыкаться сам на себе, оставляя общество без права политического участия. Слабость власти в ее силе. Ближайшие годы создадут для внесистемной оппозиции потенциал для становления в качестве все более системной силы, продвигающейся на рубежи, постепенно добровольно оставляемые самой властью.
Во-вторых, нынешний режим, особенно при новых «администраторах» и новой кадровой политике (ставка на молодых технократов), очень быстро деидеологизируется, утрачивая возможности для идеологической мобилизации. Духовные скрепы и традиционные ценности постепенно остаются в прошлой эпохе как наследие ревизионистского курса Путина первых годов его третьего срока. Нынешний режим, с тем самым суперобновленным мандатом, критично циничен, высокомерен в отношении «человека» как носителя прав и свобод, груб как в отношениях с меньшинствами, так и к запросам снизу. Реакция власти на сексуальный скандал с участием Леонида Слуцкого — яркий тому пример. Укрепление власти при девальвации ценностей — опасный процесс саморазрушения любой авторитарной власти.
Наконец, в-третьих, чем более жестким становится режим, тем более хрупким и уязвимым он окажется в конкурентных условиях. Автоматизация и обезличивание репрессивной машины (а это будет трендом четвертого срока) приведут к утрате навыков политического управления, использования политических механизмов выстраивания общественного консенсуса.
Это сегодня Владимиру Путину пришлось мобилизовать всю машину на то, чтобы убедить население в опасности войны и враждебности внешнего по отношению к России окружения, в способности президента вне всякой конкуренции гарантировать минимальные социальные права и стабильность. Но чем чаще и грубее власть будет подавлять своих даже отдаленно потенциальных противников, тем меньше будет потребность убеждать в чем-то общество. Режим неизбежно будет замыкаться сам на себе, оставляя общество без права политического участия. Слабость власти в ее силе. Ближайшие годы создадут для внесистемной оппозиции потенциал для становления в качестве все более системной силы, продвигающейся на рубежи, постепенно добровольно оставляемые самой властью.
