С чего начать реформу судов?
Мнение
#Реформы #Суд
#Реформы #Суд
Дело вовсе не в том, хороша или плоха наша судебная система. Идеальных судов вообще не существует. В любой стране есть свои проблемы.
Наша беда в другом. У нас нет судей и судов вовсе. Нет как институции, как странообразующего фактора. Есть здания, на которых написано «Суд», и есть дядечки и тётечки (в основном тётечки), выполняющие рутинную бумажную работу, уставшие, закрытые, зашоренные и плохо образованные — они называются судьи.
Наша беда в другом. У нас нет судей и судов вовсе. Нет как институции, как странообразующего фактора. Есть здания, на которых написано «Суд», и есть дядечки и тётечки (в основном тётечки), выполняющие рутинную бумажную работу, уставшие, закрытые, зашоренные и плохо образованные — они называются судьи.
Над ними есть начальство — председатель суда, над ним другое начальство в субъектах Федерации, и так до самого конца, до Верховного суда, возглавляемого человеком, который до 1989 года специализировался на вынесении приговоров по антисоветской деятельности и за веру в бога, а с 1989 бессменно занимает кресло в Верховном суде. Это чиновничья вертикаль, упирающаяся прямиком в Кремль, поскольку с начала 2000-х годов все судьи проходят отбор в Администрации президента и полностью зависят от нее уже в момент назначения.
Еще они зависят от местных властей, хотя в гораздо большей степени — от прокуратуры, от ФСБ и следователей. Это единый цех, связанный и семейными узами, и зависимостью друг от друга. На любого судью есть компромат, и при поступлении на службу они соглашаются и на отдельный контроль, и на сотрудничество. Здесь никто ни с кем не хочет ссориться, здесь нет места чужакам — в судьи не попадают из адвокатов, или учёных, или хоть корпоративных юристов. Только из секретарей суда, из следователей или прокуроров.
Можно ли говорить при таком раскладе о независимости судей?
Нет, мы никак не можем этого сказать.
Однако честные и справедливые решения в судах выносят. И это даёт некоторую надежду. Честные и справедливые решения возможны при соблюдении нескольких условий, которые должны сочетаться:
— в деле нет заинтересованных внешних сторон и поэтому на судью никто не давит;
— у судьи есть достаточная квалификация для того, чтобы вынести законное решение;
— если речь идет об уголовном процессе и судья, опираясь на хорошую работу следствия и гособвинителя выносит обвинительный приговор. Оправдательный приговор такая редкость, что судья сто раз подумает, прежде чем пойдет на открытый конфликт со следствием и прокуратурой — чью работу судья фактически перечеркивает, ставит «неуд», вынося приговор оправдательный. Судья всегда вспомнит о папке с компроматом, и о том, что судье еще работать и работать именно с этой прокуратурой и этим следствием.
Еще они зависят от местных властей, хотя в гораздо большей степени — от прокуратуры, от ФСБ и следователей. Это единый цех, связанный и семейными узами, и зависимостью друг от друга. На любого судью есть компромат, и при поступлении на службу они соглашаются и на отдельный контроль, и на сотрудничество. Здесь никто ни с кем не хочет ссориться, здесь нет места чужакам — в судьи не попадают из адвокатов, или учёных, или хоть корпоративных юристов. Только из секретарей суда, из следователей или прокуроров.
Можно ли говорить при таком раскладе о независимости судей?
Нет, мы никак не можем этого сказать.
Однако честные и справедливые решения в судах выносят. И это даёт некоторую надежду. Честные и справедливые решения возможны при соблюдении нескольких условий, которые должны сочетаться:
— в деле нет заинтересованных внешних сторон и поэтому на судью никто не давит;
— у судьи есть достаточная квалификация для того, чтобы вынести законное решение;
— если речь идет об уголовном процессе и судья, опираясь на хорошую работу следствия и гособвинителя выносит обвинительный приговор. Оправдательный приговор такая редкость, что судья сто раз подумает, прежде чем пойдет на открытый конфликт со следствием и прокуратурой — чью работу судья фактически перечеркивает, ставит «неуд», вынося приговор оправдательный. Судья всегда вспомнит о папке с компроматом, и о том, что судье еще работать и работать именно с этой прокуратурой и этим следствием.
Но честные, справедливые и законные решения всё-таки есть. Значит, могут.
Могут, как остановившиеся часы — два раза в сутки показывать верное время.
Но ведь есть механизм, есть часы — их надо завести, чтобы отмеряли по заслугам их. Остановившиеся часы — это всё ещё часы: проку никакого, но можно найти ключик.
Давайте посмотрим, что остановило время. Что вмешалось в работу механизма и лишило нас судов.
Ветви власти у нас три: исполнительная, законодательная и судебная. Давайте называть вещи своими именами: Медведев, бешеный принтер и вот эта вот канцелярия, на двери которой висит табличка «Суд».
Что произойдет с судами, если на месте правительства вдруг окажется чудо-богатырь? Ничего. Где-то что-то может заработать, где-то нет, и вскоре волны утихнут, всё успокоится и снова вне мирно заснут. Что произойдет, если бешенный принтер тормознет, оглянется вокруг и замолкнет, потрясенный итогами проделанной работы, и станет вдруг издавать новые полезные и приятные законы, а вредные и нелепые отменит? Польза, конечно, некоторая будет, однако известно, что строгость и стройность российских законов обнуляется их исполнением. То есть правоприменением. А право у нас применяют суды.
Всё дело в судах, граждане. Можно заставить работать и Госдуму, например, достаточно оспорить результаты выборов — да хотя бы по одному округу. Зарегистрировать незаконно незарегистрированного кандидата, оспорить результаты, предъявив вбросы, например, или удаление наблюдателей. Или оспорить постановление правительства — почему нет?
Чтобы это сделать, надо пойти в суд. А судов-то и нет, только домики с табличками. Значит, надо с них начинать. Не может правительство издать постановление — мол, с завтрашнего дня у нас в судах всё будет по-другому. Нет, не будет. И Госдума не может принять закон: мол, всё теперь по честному, по справедливому, и всё строго по закону. А вот суд может заставить работать и исполнительную власть, и законодательную. И — чисто теоретически — может отменить указ президента. И даже выборы его мог бы отменить, если б он существовал, суд в смысле.
Поэтому его и не существует.
Кому он такой суд нужен в нынешней, так сказать, парадигме?
Нам нужен, гражданам.
А не нужен он тем, кому также не нужно правительство и Думы с Советами Федераций.
Вот всё и упёрлось в политическую волю. Будет политическая воля — будут и суды, и всё остальное придёт. Не будет политической воли — не будет судов, и всего остального тоже.
Нужна политическая воля запустить судебный механизм. Чтоб работал, как часы — независимо, чётко, гласно, строго по закону. Завести этот механизм с толчка, один раз, и повесить ключик от механизма на видное место: вот — видите, граждане? — ключик висит на видном месте. Вот вам план судебной реформы, берите, какой хотите — хотите от Кудрина, хотите от Пашина, хотите от Мау, хотите от Навального, всякие есть, и все они лучше, чем-то пустое место, какое есть сейчас. Потому что дело не только и не столько в судебной реформе. Дело в политической воле — вернуть стране нормальный суд.
Могут, как остановившиеся часы — два раза в сутки показывать верное время.
Но ведь есть механизм, есть часы — их надо завести, чтобы отмеряли по заслугам их. Остановившиеся часы — это всё ещё часы: проку никакого, но можно найти ключик.
Давайте посмотрим, что остановило время. Что вмешалось в работу механизма и лишило нас судов.
Ветви власти у нас три: исполнительная, законодательная и судебная. Давайте называть вещи своими именами: Медведев, бешеный принтер и вот эта вот канцелярия, на двери которой висит табличка «Суд».
Что произойдет с судами, если на месте правительства вдруг окажется чудо-богатырь? Ничего. Где-то что-то может заработать, где-то нет, и вскоре волны утихнут, всё успокоится и снова вне мирно заснут. Что произойдет, если бешенный принтер тормознет, оглянется вокруг и замолкнет, потрясенный итогами проделанной работы, и станет вдруг издавать новые полезные и приятные законы, а вредные и нелепые отменит? Польза, конечно, некоторая будет, однако известно, что строгость и стройность российских законов обнуляется их исполнением. То есть правоприменением. А право у нас применяют суды.
Всё дело в судах, граждане. Можно заставить работать и Госдуму, например, достаточно оспорить результаты выборов — да хотя бы по одному округу. Зарегистрировать незаконно незарегистрированного кандидата, оспорить результаты, предъявив вбросы, например, или удаление наблюдателей. Или оспорить постановление правительства — почему нет?
Чтобы это сделать, надо пойти в суд. А судов-то и нет, только домики с табличками. Значит, надо с них начинать. Не может правительство издать постановление — мол, с завтрашнего дня у нас в судах всё будет по-другому. Нет, не будет. И Госдума не может принять закон: мол, всё теперь по честному, по справедливому, и всё строго по закону. А вот суд может заставить работать и исполнительную власть, и законодательную. И — чисто теоретически — может отменить указ президента. И даже выборы его мог бы отменить, если б он существовал, суд в смысле.
Поэтому его и не существует.
Кому он такой суд нужен в нынешней, так сказать, парадигме?
Нам нужен, гражданам.
А не нужен он тем, кому также не нужно правительство и Думы с Советами Федераций.
Вот всё и упёрлось в политическую волю. Будет политическая воля — будут и суды, и всё остальное придёт. Не будет политической воли — не будет судов, и всего остального тоже.
Нужна политическая воля запустить судебный механизм. Чтоб работал, как часы — независимо, чётко, гласно, строго по закону. Завести этот механизм с толчка, один раз, и повесить ключик от механизма на видное место: вот — видите, граждане? — ключик висит на видном месте. Вот вам план судебной реформы, берите, какой хотите — хотите от Кудрина, хотите от Пашина, хотите от Мау, хотите от Навального, всякие есть, и все они лучше, чем-то пустое место, какое есть сейчас. Потому что дело не только и не столько в судебной реформе. Дело в политической воле — вернуть стране нормальный суд.
