Максим Миронов

Если облагать компании, то это профанирует саму идею восстановления справедливости, ведь за долгий срок, прошедший с момента приватизации, многие компании успели сменить владельцев (зачастую, неоднократно). Например, Абрамович, который приватизировал «Сибнефть», продал ее обратно государству в лице «Газпрома», и теперь она называется «Газпромнефть».

Если обложить налогом компании, то получается, что государство в этом случае облагает налогом самого себя. Другой пример. Прохоров вышел из «Норильского никеля», получив хорошую компенсацию за свою долю. Получается, он налог не заплатит, а заплатят те, кто сейчас владеет «Норильским никелем». Наконец, в 2000-ые акции приватизированных компаний купило множество частных инвесторов, как отечественных, так и иностранных. Они вообще в приватизации не участвовали и купили акции на открытом рынке по справедливой цене. Их по какому праву наказывать?

Если облагать налогом бенефициаров, то встает вопрос, как их определять? Ведь во всех сделках практически всегда участвовали какие-то прокладки, зачастую временные. Приведу широко известный пример, не являющийся приватизационной сделкой, но по степени мутности похожей. Когда продавались активы «Юкоса», то вначале их купила никому неизвестная «Байкалфинансгрупп». Потом уже активы перешли к «Роснефти».

Предположим, мы определили, что «Байкалфинансгрупп» купил активы дешевле справедливой цены. И кого наказывать? «Байкалфинансгрупп»? По похожим мутным схемам приватизировались почти все российские крупные компании. И хотя всем было известно, кто стоял за теми или другими компаниями, формально доказать это будет проблематично, тем более, прописать формальные критерии в законе.

В России приватизация происходила в несколько этапов. Причем многие сделки формально не были приватизацией, а по сути, были. Например, распродажа активов, подконтрольных «Газпрому». Переход «СИБУРа» в руки Михельсона, Шамалова и Тимченко — это приватизация или нет? Формально нет. А по сути, государственное имущество вследствие череды сделок досталось частным лицам. Я не очень понимаю, как очертить контур сделок, которые попадут под этот закон, и на каком этапе перехода прав собственности отсекать бенефициаров.

Предположим, что новым властям как-то удалось идентифицировать бенефициаров и определить круг сделок. Однако как оценивать выгоды? В Британии, на опыт которой ссылается Алексей Навальный, была применена простая формула. Справедливая оценка компаний была подсчитана, как их среднегодовая прибыль в течение 4 лет после приватизации умноженная на 9. В России такой подход (или аналогичный) не сработает. В конце 1990-х-начале 2000-х российские компании сильно занижали свои официальные прибыли. Это хорошо задокументированный факт, в том числе и международными учеными (например, Black, B. «The Corporate Governance Behavior and Market Value of Russian Firms.» Emerging Markets Review, 2 (2001), 89−108 или Desai, M.; A. Dyck; and L. Zingales. «Theft and Taxes.» Journal of Financial Economics, 84 (2007), 591−623).

Если ориентироваться на формальные показатели российских компаний в первые годы после приватизации, мы получим смешную оценку, так как они активно занижали и прибыль, и выручку. Если мы расширим горизонт, то, во-первых, пострадают те компании, которые первыми решили выйти из тени (увеличили «белую» прибыль и выручку). Во-вторых, все-таки экономическая ситуация середины 2000-х была совсем иная, чем в середине 1990-х, и непонятно, насколько справедливо смотреть на прибыли 2000-х при оценке справедливой стоимости в 1990-ые.

Наконец, в-третьих, многие олигархи объективно немало сделали для улучшения менеджмента и повышения операционной эффективности своих активов. То, что стоимость их компаний выросла, частично была и их заслуга (а не только следствие того, что они задешево купили). Подводя итог, разработать объективный и прозрачный механизм оценки незаслуженных выгод бенефициаров от приватизационных сделок будет весьма трудно, если вообще возможно.

Если сделка совершенна с использованием коррупционных механизмов, она подпадает под рассмотрение трибунала. Если не было коррупции (либо не доказана коррупция), то участники сделки сохраняют за собой все полученные прибыли.

Несмотря на то, что в программе Навального одним из ключевых пунктов стоит судебная реформа, пройдут годы, прежде чем российская судебная система сможет завоевать авторитет, в том числе среди иностранных инвесторов. Фактический аутсорсинг судебных решений (через привлечение авторитетных международных экспертов) позволит значительно сократить опасения в политической ангажированности подобных процессов.

Если критерием рассмотрения сделок станет коррупционный фактор, то это даст сигнал, в том числе, и всем будущем инвесторам. Если ты занесешь чиновнику, то в будущем тебе придется расстаться со всей прибылью от сделки и вдобавок заплатить штраф. Правительству Навального придется осуществлять масштабную приватизацию, и наличие подобного антикоррупционного трибунала снизит желание участвовать в коррупционных сделках и потенциальных взяткодателей, и потенциальных взяткополучателей.