В развитых странах военная служба служит «социальным лифтом», — молодые люди могут происходить из самых бедных слоев общества, но обладая военной смекалкой и способностями к армейскому делу, за несколько лет обретают хорошую материальную перспективу и социальный престиж. В России сегодня армейский офицерский корпус фактически исключен из элиты общества по уровню образования и по карьерным перспективам после выхода в отставку. В этом смысле офицеры спецслужб оказываются гораздо успешнее. Более того, как будет показано ниже, наличие погон во всех военизированных ведомствах девальвирует сами понятия «офицер» и «военнослужащий».
Помимо социально-философского и ценностного аспектов, крайне важен аспект политический. Множественность силовых и квази-армейских структур (всяческих спецназов) является неотъемлемым атрибутом авторитарных режимов. Абсолютное большинство таких режимов, даже если диктатором являлся военный, к собственным армиям относилось и относится с большим недоверием. Поэтому создаются разнообразные силовые (военизированные) ведомства, зачастую имеющие собственные вооруженные формирования. Цель таких действий ясна — создать систему «сдержек и противовесов» среди силовиков и тем самым обезопасить авторитарную систему власти. Однако политические и экономические издержки такой системы зашкаливают.
Как это влияет на Вооруженные силы? Во-первых, в такой системе армия уже не может эффективно выполнять свои прямые задачи по обороне от внешних угроз, поскольку превращается в часть разветвленного силового механизма удержания власти. Во-вторых, военное командование неизбежно коррумпируется наряду с другими силовыми структурами. Все они имеют полномочия по применению силы, а также по контролю и регулированию какой-то сферы жизни граждан. А где контроль, там — соблазн наживы.
Забыв о своих первоочередных задачах, ведомства заняты подковерной борьбой. С одной стороны, им необходимо усилить свои позиции в бюрократической системе, расширить влияние и увеличить финансирование. Тут можем вспомнить еще сравнительно недавнее желание Следственного комитета обзавестись собственным спецназом или идеи Росгвардии контролировать российский сегмент интернета. С другой стороны, они хотят обеспечить свою автономию от прочих органов власти и быть подотчетными персонально главе государства.
Во всем, что не касается прямых указаний президента, у силовиков развязаны руки. Они могут свободно распоряжаться имеющимися ресурсами финансирования и насилия. При этом верхушка неизбежно окружает себя клиентелой, необходимой для участия в ведомственной конкуренции. В обмен на лояльность и материальную поддержку руководители силовиков предоставляют такой клиентеле (приближенным сотрудникам, фаворитам, бизнесменам) часть имеющегося в их распоряжении административного ресурса.
В итоге, коррупция пожирает все уровни раздутой военной корпорации — на среднем и низшем происходит погоня за личным достатком, на высшем к этому добавляется бюрократическая борьба. Случаи воровства солярки и строительства генеральских дач силами солдат морально устарели. В наше время командиры войсковых соединений начали
делать бизнес на строительных подрядах, а передвигаются
кортежами с мигалками и полицейским сопровождением.
Проще говоря, разнообразие военизированных ведомств обусловлено самой природой авторитарной власти и неизбежно порождает коррупцию. В таком контексте создание эффективной армии попросту невозможно — армейская офицерская среда всегда будет испытывать разлагающее влияние со стороны офицерства спецслужб. Более того, власть, создающая многоголовую военную гидру, волей-неволей выражает недоверие армии, еще больше провоцируя неэффективность этой самой армии.
Можно ли этот конгломерат военизированных ведомств вообще сделать эффективным? Надо понимать, что сама природа военной силы требует особого статуса для своих носителей. И если эти высшие полномочия распределены между разными службами, неизбежно возникает иерархия, бюрократическая конкуренция и недоверие. При этом самый низкий кпд будет присущ крупнейшим ведомствам — армии и полиции. Ситуацию можно изменить, только отказавшись от ведомственного милитаризма, то есть — от авторитарной системы «сдержек и противовесов» между службами.