Федор Крашенинников

Насколько российская власть 90-х годов была неидеологизированой — это отдельный вопрос. Скорее надо говорить о ее полном провале в сфере идеологического конструирования. Теоретически, тогдашняя политическая элита вроде бы придерживалась либеральных и демократических ценностей и ратовала за главенство прав человека и прочие хорошие вещи. В то же самое время, политические практики, применяемые властью, зачастую были не столь либеральны и демократичны. Именно на контрасте риторики и практики тогдашних властей, усиленном тяжелым экономическим положением населения, слова «либерал» и «демократ» приобрели негативную коннотацию.

Понимание демократии политической элитой тех лет полностью описывается едкой фразой «демократия — это когда у власти демократы», при чем «демократы» — это не убежденные сторонники демократических ценностей, а те, кто сам себя таковым провозгласил и прежде всего конкретные чиновники и близкие к ним люди.

Никакой осмысленной просветительской работы с населением тогда не велось, что и создало тот самый идеологический вакуум, о котором так любят рассуждать адепты сегодняшней российской власти. Активная работа в России иностранных просветительских организаций (например, того же фонда Сороса) хоть и принесла свои плоды, но стала и важнейшим козырем в руках реваншистов: получалось, что либеральные ценности насаждались в России иностранцами, что позволяло маркировать их как «западные» и «чуждые».

Неспособность руководства России в 90-е годы сформулировать позитивную повестку дня и сформировать привлекательную для оказавшегося в тяжелом экономическом положении населения проевропейскую, либеральную и демократическую идеологию, обернулось множество проблем. Очень может быть, что идеологи ельцинского режима искренне полагали, что пресловутая «рука рынка» все расставит на свои места и в сфере идеологии, а коммунисты и реваншисты сами рано или поздно себя дискредитируют и сойдут с политической сцены. Но почему-то кажется, что о таких материях тогда не думали вовсе или же пустили ситуацию на самотек. Во всяком случае, полный контроль над телевидением, которое тогда было важнейшим средством массовой информации, и отказ предоставлять трибуну критикам режима никак не отражались на электоральных показателях тогдашних «партий власти» («Выбор России» и «Наш дом — Россия»).

Говоря по правде, ельцинская власть всегда проигрывала выборы по партийным спискам и сохраняла относительный контроль за парламентом только за счет циничного сговора с вождями думской оппозиции и «независимыми» депутатами, большинство которых в силу разных причин предпочитало поддерживать власть.

За все годы официально провозглашаемой на уровне первых лиц государства приверженности общечеловеческим ценностям, свободе и демократии в России так и не появился мощная либеральная партия, а все попытки вывести на политическую сцену провластные силы опирались или на очень рыхлый идеологический базис (как «Выбор России») или обходились вообще без такового, выступая «за все хорошее» и прикрываясь брендом «центризма» («Наш дом — Россия»).

Еще хуже обстоят дела с партиями, прямо провозглашавшими либеральные ценности. Достаточно посмотреть на кадровый состав местных и центральных органов СПС и «Яблока» в конце 90-х и отследить дальнейшие карьеры ряда персонажей, чтоб понять: ставка делалась не на людей с убеждениями, а на циничных приспособленцев и карьеристов. Удивительно ли, что многие из них до сих пор заседают в Госдуме?

По сути, вялость и непоследовательность государственной идеологической политики вкупе со слабым гражданским обществом и неспособностью со стороны НКО взять на себя работу с населением обернулось спокойным отношением большей части граждан к ликвидации или ущемлению многих прав и свобод, незыблемость которых провозглашалась властью же все 90-е годы.

«Отсутствие государственной идеологии» надо трактовать не как отказ государства от любого вмешательства в этой сфере, а как строгую и обязательную нейтральность государства в лице всех своих представителей и органов к любой политической или религиозной доктрине. При чем не на уровне лозунгов, а на уровне создания структур, стоящих на страже этой нейтральности, главной из которых должен быть конституционный суд.

Надо четко отделять избираемых гражданами политиков (президента, депутатов, губернаторов, мэров и т. д), которые по определению не могут быть вне идеологии, от чиновничьего аппарата, который обязан оставаться политически нейтральным в любой ситуации и при любом руководители, ориентируясь в своей деятельности исключительно на законы и конституцию. Порочная практика использования административного ресурса на выборах должна быть не просто запрещена, но и строго наказуема. Учителя, директора школ, чиновники социальных служб и силовых ведомств ни в коем случае не могут выступать в качестве политических агитаторов власти или оппозиции, они обязаны оставаться вне идеологической полемики, во всяком случае находясь при исполнении обязанностей.

Политическая нейтральность органов исполнительной власти и вообще бюджетных организаций не может возникнуть сама собой и поддерживаться самостоятельно — на первых порах за нее необходимо бороться, а потом — тщательного поддерживать, деятельно пресекая все попытки изменить ситуацию. Например, если в кабинетах многих силовиков все 90-е висели портреты Дзержинского — можно ли это считать нормальным для страны, где власть вроде как отказалась от коммунистической идеологии? Политическая нейтральность государства предполагает не свободу для чиновников и силовиков придерживаться и демонстрировать любую систему ценностей, а необходимость для них избегать любого идеологического высказывания, тем более — демонстрации приверженности теории и практике, прямо отвергающий базовые конституционные принципы. Поэтому наличие в кабинете чиновника или «силовика», служащего демократическому государству портрета Дзержинского, Сталина или Николая Второго — это недвусмысленное нарушение нейтральности и заявка на увольнение с государственной службы: любой гражданин имеет право проповедовать свои убеждения в качестве политика или политического активиста, но не по месту службы. Тоже самое касается и предметов культа: в личном пространстве, в частном автомобиле любой человек имеет право размещать любые религиозные символы, но в кабинетах чиновников или сотрудников бюджетных организаций светского государства им не может быть места.

Демократическое государство не может и не должно навязывать своим гражданам никакой обязательной идеологии, но само оно безусловно должно иметь идеологический каркас, с опорой на который строить свою внутреннюю и внешнюю политику.

Россия — демократическая, федеративная, светская республика и она обязано вкладывать усилия и средства в пропаганду и защиту ценностей демократии, свободы и прав человека, федерализма. Слову «патриотизм» должно быть придано новое значение — лояльности не начальству, а именно важнейшим ценностям, на которых строится государства и такой республиканский патриотизм надо без всякого стеснения проповедовать на всех уровнях, не отдавая этого слова реваншистам и ксенофобам всех мастей.

Сама по себе трансформация общества не произойдет, необходимо на государственном уровне разрабатывать и претворить в жизнь образовательные и просветительские программы, которые изменят вектор общественного мнения. Особенно важно не пускать дело на самотек в переходный период, когда идеология авторитарного режима еще будет доминировать в сознании миллионов граждан, годами подвергавшихся соответствующей индоктринации. Демонтаж идеологических конструкций путинизма потребует многолетней кропотливой работы, к которой должны быть привлечены лучшие силы общества.

Демократическое государство должно поощрять и создавать все условия для формирования гражданского общества, поощрять политическую, социальную и общественную активность граждан, при чем на уровне конкретных действий и решений, на уровне финансирования и использования возможностей общенациональных СМИ. В России должны иметь право на существование и развитие все политические доктрины, которые не противоречат базовым ценностям демократической федеративной и светской республики. Таким образом, полиидеологичность в рамках конституции — это и есть идеология в демократическом государстве, которую надо без стеснений провозглашать.

Демократическая власть должна хотеть и уметь общаться с населением, слышать его и объяснять ему каждый свой шаг, быть понятной ему и доступной для него. Программа преобразований и базовые ценности государства должна разъясняться на всех уровнях и с использованием всех возможностей. Бояться надо не поражения на свободных выборах, не словосочетания «государственная идеология», а утраты контакта власти с обществом, цинизма и безответственности политических лидеров.

Идеология, как и патриотизм — это не порочные понятия сами по себе. Весь вопрос, каким практическим содержанием они наполняются. Демократическое государство должно быть политически нейтральным по отношению к отдельному гражданину, но последовательно исповедовать и защищать свою систему ценностей.