Ольга Ирисова

Старший редактор проекта Intersection, политический аналитик
Умное регулирование
Что следует учесть, проводя реформу СМИ в постпутинской России
Мнение
#СМИ #информационнаяполитика #Реформы
Первые десять лет, прошедших с момента распада СССР, во многом казалось, что пережитки коммунистического прошлого в виде цензуры и ограничений свободы СМИ остались в прошлом и дерегуляция сама по себе приведет к возникновению устойчивого демократического института СМИ. Вместе с рыночными реформами в России медиарынок действительно появился, но уже ко второй половине 90-х он превратился в жестко олигополистический, с доминирующим положением двух медиаимперий — Гусинского и Березовского.
Колоссальная концентрация медиаактивов позволила олигархам играть в высшей лиге — вести нечестную конкурентную борьбу за другие активы, оказывать влияние на политические решения, формировать настроения общественности, вмешиваться в избирательный процесс (выборы 1996 года). Иронией судьбы Березовский стал одним из тех, кто привел в большую политику Путина — человека, уничтожившего впоследствии его медиаимперию и вернувшего большинство СМИ под прямой контроль власти. Период олигополистического ограниченного плюрализма 90-х быстро сменился фактической монополией государства в информационном поле.
Проблема концентрации медиа собственности в демократиях
Концентрация медиаактивов в руках власти и аффилированных с властью компаний и частных лиц характерна для всех авторитарных режимов. Однако ошибочно полагать, что проблемы концентрации медиа собственности испытывают только недемократические страны. Конечно, в устойчивых демократиях речь не идет о прямом государственном контроле и ограничивающих свободу СМИ законах. Здесь проблема в другом: проводимая в некоторых западных странах в последние десятилетия неолиберальная политика дерегулирования привела к доминированию на рынках этих стран нескольких крупных медиагрупп, что негативно сказывается на индексах плюрализма и создает угрозу того, что значительная часть СМИ отражает интересы своего «патрона», а не гражданского общества.

В 1983 году в США 50 компаний контролировали 90% американских медиа, но уже к концу 2006 года на рынке доминировали всего 8 медиагигантов, а к 2011 году их число сократилось до 6. Итогом такой медиаконсолидации стало доминирование СМИ либеральной направленности, в то время как условно консервативные крупные медиа оказались в подавляющем меньшинстве. Это видно и из привычек в медиапотреблении американцев: так, согласно опросам, демократы используют для получения информации разные источники, нет четкого «центра притяжения», в то время как 47% убежденных республиканцев отдают предпочтение Fox News.

Республиканцы меньше доверяют мейнстрим-СМИ (это устойчивая тенденция, а не результат нападок Трампа на либеральные СМИ) и считают, что они предвзяты и поддерживают только одну сторону (87%). Среди демократов, кстати, этот показатель в последнее время тоже достаточно высок — 53%. Снижение доверия традиционным американским СМИ как побочный продукт высокой медиаконсолидации ведет к тому, что в среде американцев зарождается запрос на альтернативные источники информации. И здесь на арену выходят российские пропагандистские СМИ типа RT, нишевые крайне правые онлайн издания и многочисленные производители конспирологических теорий. И Трамп. Вряд ли такой итог можно назвать удачным.

С подобными проблемами сталкиваются и другие страны, в том числе и подобно России прошедшие через посткоммунистический период приватизации СМИ. Долгие годы пример Чехии казался успешным: отличные показатели во всевозможных индексах свободы прессы, многообразие качественных изданий, высокий индекс общественного доверия, отсутствие ограничений на иностранное владение СМИ. Однако к 2008 году около 80% чешских изданий контролировались зарубежными инвесторами (в основном германскими группами). На фоне экономического кризиса 2008 года эти активы перестали выглядеть столь привлекательно и постепенно зарубежные инвесторы ушли с рынка. В 2015 году чешский рынок покинула последняя не чешская крупная медиагруппа — Verlagsgruppe Passau. Уходя с чешского рынка, западные инвесторы перепродали свои доли влиятельным местным миллиардерам. В итоге высокая концентрация СМИ оказалась в руках нескольких «олигархов», и они не преминули воспользоваться представившимися возможностями для продвижения своих экономических и политических интересов.

В дрейфующей к авторитаризму Венгрии большинством СМИ также владеют местные олигархи, имеющие неформальные связи с действующей властью или другими политическими фигурами. Отчет по заказу Европарламента оценивает долю политически аффилированных медиакопаний в Венгрии в более 50%. Такой же уровень наблюдается в Болгарии, Румынии и Польше. Во всех этих случаях также наблюдается высокая концентрация медиаресурсов в руках очень ограниченного числа владельцев. Проблема практически универсальна, и Совет Европы еще в 2007 году рекомендовал странам-участницам ограничить «влияние, которое отдельный человек, компания или группа может иметь в одном или более медиасекторе».

Примеры западных стран показывают, что возможность концентрации большой доли медиаактивов в одних руках всегда теоретически может привести к тому, что их собственник начнет продвигать через них свои цели. Сегодня, допустим, 40% рынка печатной прессы находятся в руках владельца, чтущего принципы свободы прессы, а завтра он по какой-то причине продает активы тому, у кого могут быть совсем другие взгляды на свободу, демократию, журналистскую этику и т. д. Поэтому, рассуждая о том, каким должен быть закон о СМИ в демократической России будущего, необходимо учесть и эту проблему.
Продуманное регулирование
Вялотекущая российская дискуссия по вопросу регулирования собственности в области СМИ вертится в основном вокруг нескольких опорных пунктов. Первые, условные государственники, уже ограничили максимальную долю зарубежных инвесторов в российских СМИ до 20%. Их подход не имеет ничего общего с построением института «четвертой власти», СМИ для них — пропагандистский орган, а ограничения на владение они воспринимают как способ унификации информации, циркулируемой внутри России, хотя и подают это под предлогом защиты национальных интересов. Вторые исходят из того, что необходимо ограничивать права отдельных групп. Так, например Алексей Навальный предлагает ввести «ограничения на владение СМИ для финансово-промышленных групп и крупных бизнесменов». Мотив понятен — история развития российского рынка СМИ в 90-х-начале 2000-х наглядно демонстрирует опасность олигархизации. Однако такие предложения не учитывают ряда факторов.

Во-первых, без капитала крупных бизнесменов и финансово-промышленных групп рынок просто скукожится, что приведет к еще большему увеличению доли государственного капитала в СМИ, что в свою очередь является еще большей угрозой для развития института СМИ.

Во-вторых, подобные предложения не учитывают отношений с потенциальными зарубежными инвесторами. Нельзя учреждать и владеть только российским крупным бизнесменам? Или зарубежным тоже? В первом случае мы дискриминируем крупный российский бизнес, во втором — теряем возможные и столь нужные зарубежные инвестиции.

Третья группа считает, что рынок сам себя отрегулирует и никакие дополнительные ограничения не требуются. Однако опыт тех же западных стран показывает, что даже в обществах с устойчивыми демократическими традициями и активной ролью гражданского общества, высокая концентрация СМИ — потенциальная угроза плюрализму и непредвзятости.

Поэтому в закон о СМИ в демократической России будущего необходимо изначально закладывать положения, ограничивающие возможность консолидации медиа в одних руках. Одним из приемлемых вариантов может быть установление максимальной возможной доли компании в одном секторе рынка с последующим ограничением (или запретом) на кроссекторальное (перекрестное) владение.

Например, медиагруппа может владеть 20% (предельное значение обсуждаемо) рынка печатной прессы (в количественном выражении или же по доле читателей — вопрос отдельный), но при этом не может приобретать активы в других секторах — например, радиостанцию или кабельный канал (или же может приобретать ограниченную долю — например, 5% телекомпании в том же регионе, где распространяются газеты этой медиагруппы, или не более 15% акций радиовещательной компании из этого же региона). Могут быть и более сложные варианты — специальная лицензия на кроссекторальное владение, которая будет выдаваться только в том случае, если в новом для медиагруппы секторе задействовано не менее 6 независимых друг от друга крупных медиакомпаний.

Учитывая, что телевидение остается, и в обозримом будущем будет оставаться, основным источником информации для россиян, в новом законе необходимо предельно четко прописать принципы его регулирования. Основой для дальнейших размышлений в данном направлении может стать французский закон о вещании, согласно которому физическое или юридическое лицо не может владеть более 49% национальной телевещательной компании, если ежегодная аудитория этого канала превышает 8% от телевизионной аудитории в целом. Если компания или физическое лицо уже владеет более 15% в одном национальном канале, то владение во второй подобной компании ограничивается 15%. Если же владелец 5%-ных долей (и более) в двух разных телевещательных компаниях захочет стать совладельцем третьей подобной компании, то максимум на что он может рассчитывать — это 5%.

Это лишь несколько возможных вариантов, способных сдерживать процесс медиаконцентрации. Ни один из них не кажется простым, и все они требуют детального изучения с учетом уже имеющегося позитивного и негативного опыта других стран и местной, российской, специфики. Россия уже пострадала однажды от олигархизации медиа и будет совсем обидно, если она наступит на те же грабли, когда у нее появится еще один шанс вырваться из болота авторитаризма.